какомлибо объекте подразумевается не только субъективное отражение этого объекта, но и разного рода умозаключения, сделанные человеком об этом объекте.

Говоря о регулирующей роли представления в пищевом поведении после однократного восприятия пищевого объекта, мы этим самым еще тогда утверждали о наличии другой высшей формы поведения наряду с условнорефлекторной. Поэтому нельзя признать правильным утверждение Л. В. Крушинского и сотр.: «Одним из нас (Крушинский Л. В., 1958) была выявлена новая форма сложнорефлекторной деятельности животных. Было показано, что животные способны улавливать закономерности процессов, получив лишь однократную информацию об изменении соотношения между элементами окружающей среды» (27).

Эта так называемая «новая форма сложнорефлекторной деятельности» изучалась мной и сотрудниками под названием индивидуального психонервного поведения, начиная с 1930 года, и первые результаты были опубликованы в журнале «Советская психоневрология» в 1933 г., а затем подробно излагались в десяти сообщениях в Физиологическом журнале СССР за 1934—

220

1935 гг. Но мы не пришли к такому выводу, что «животные обладают способностью устанавливать закономерности процессов» или, как еще говорят, причинноследственные отношения между явлениями внешнего мира (29). Это свойство взрослого, логически мыслящего человека. Мы же так формулировали в 1933 г. свойство животных к образному поведению: «Вот эта целесообразность поведения в изменчивой обстановке или при изменении функционального состояния животного, направленная на добычу пищи, под руководством представления о местонахождении пищи, придает данному поведению «разумный» характер (30). Иначе говоря, когда у животного создается образ местонахождения пищи, а создается он при первом же восприятии этого места, оно впоследствии в голодном состоянии поступает согласно этому образу, как если бы оно воспринимало место пищи непосредственно органами чувств. В обоих случаях поведение животного является целенаправленным. Но когда оно наступает вследствие репродукции образа пищевого объекта при восприятии какоголибо признака его или его ситуации, то можно сказать, что оно носит «разумный» характер. Фактически такое поведение является результатом прирожденной организации центральной нервной системы, более или менее измененной в индивидуальной жизни: когда у животных воспроизводится образ местонахождения пищи, то лежащий в основе его психонервный процесс в коре мозга вызывает такое же ориентированное движение к пище, как эго бывает при ее восприятии. Поэтому целесообразное поведение животного нельзя считать проявлением способности к установлению причинноследственных отношений или проявлением элементарной рассудочной деятельности, оно только лишь внешне придает ему рассудочный или разумный характер.

Многие зарубежные авторы в основу высшей формы поведения животных, как бы в отличие от условных рефлексов по Павлову, кладут особое свойство мозга, выражающееся в схватывании отношений объектов внешнего мира (insight) и в моментальном возникновении нового поведения после одного такого схватывания отношений (insight learning). Это свойство схватывания отношения связывается с ощущением целого, а наступающее адекватное поведение — с ощущением временных и пространственных отношений действительности. Между обучением путем проб и ошибок и посредством схватывания отношений усматривается разница только в скорости достижения цели: если обучение протекает медленно, тогда говорят о пробах и ошибках, если же быстро — о схватывании отношений. При этом ощущения временных и пространственных отношений признают элементарной прирожденной способностью, которая лежит в основе всей рецепторной активности и всех реакций организма.

Такова мысль Торпа (22); в таком же плане говорил об этом «инсайте» и Конорский (23) на одном из симпозиумов, посвященных поведению животных.

В таком понимании «инсайта» (схватывания отношений) нетрудно усмотреть, что авторы имеют в виду ту же способность, которая, согласно нашей концепции, проявляется в возникновении образов окружающей среды и в регулирующем значении их в актах приспособления к этой среде.

В качестве хорошей иллюстрации «инсайта» Конорскнй приводит неопубликованные наблюдения Спенса и Липпита на крысах.

В Yобразный лабиринт, где было два отделения (одно с пищей, а другое с водой), ежедневно впускали крыс, которые не были голодны и не чувствовали жажды. Крысы бегали по лабиринту и не раз посещали места с пищей и с водой. Черэз несколько дней после такого упражнения крысы испытывались в состоянии голода или жажды. Голодные животные побежали сразу к пище, а испытывающие жажду — к воде. Это означает, делает вывод Конорский, что животные проявляют «инсайт». По нашей концепции, у крыс, побывавших в лабиринте в сытом состоянии, на основе зрительных, вестибулярных и кинестетичэских раздражений составился образ всей внутренней обстановки лабиринта с ее пространственными отношениями и с местонахождением пищи и воды. Поэтому, когда их пускали в лабири